Павел Васильевич стол замечать, что Зинаида подолгу задерживается возле кованной двери в подвал, проверяет на прочность замок, всем видом своим давая понять, что ей очень хочется туда попасть. Узнать, что там находится. Хотя ни замком этим, ни дверью никто до неё не интересовался.
Немного погодя приблудную псину Зинаида посоветовала посадить на цепь возле калитки. Пусть собака своим делом занимается – дом сторожит.
Несколько дней Павел Васильевич решению пришлой жены противился, а потом купил цепь, смастерил из брючного ремня ошейник и приковал собаку к забору. Чего уж теперь. Не ссорится же из-за обычной собаки с бабой. Как-то неудобно. Правда, после этого некрасивая псина стала жалобно выть по ночам и плохо ела, но порядок есть порядок. К тому же, гулять по саду летними вечерами после трудового дня у Павла Васильевича сейчас не было сил, а сидеть на веранде можно и без собаки. Было бы с кем поговорить на отвлечённую тему, было бы кому пожаловаться на свою беспросветную жизнь.
В последнее время Павел Васильевич стал замечать, что Иван слушает его речи с каким-то странным сочувствием, с тревожным ожиданием в глазах. Павел Васильевич не мог понять, что в них. Но однажды всё прояснилось. Иван сказал, что сестра у него стерва, и нечего обращать на неё внимание. Надо просто прогнать её поскорее, да и дело с концом. А то, не ровен час, она их всех из этого дома выселит. Павел Васильевич удивленно посмотрел на Ивана, даже согласился с ним в душе, но ничего ему не ответил. Решил, что не по-христиански это, не по-человечески. Так нельзя. Сначала приласкал бабу – потом выгнал. Сначала наобещал три короба – потом не исполнил.
И всё было бы хорошо, если бы новая жена об этом разговоре ничего не узнала. Но Павел Васильевич почему-то ей всё рассказал. Не привык ничего от любимых женщин скрывать. Посчитал, что это неудобно. Они же теперь одна семья, одно целое… А на следующий день был неприятно удивлен странной тишиной в доме. Попробовал позвать Ивана, но тот не откликнулся. И на крыльце утром его не нашел, и возле пруда на заросшем осокой берегу, его не докричался… Иван как сквозь землю провалился. Павел Васильевич походил, поискал его в саду под яблонями. Но напрасно. Нигде Ивана не было.
Потом старый шахтер решил, что Иван ушёл куда-нибудь по своим делам и к обеду вернётся. До вечера ни о чем не спрашивал у жены, всё ждал, что она сама ему обо всем расскажет. Но зря. Ничего она ему объяснять не захотела.
Вечером на веранде Павел Васильевич сидел мрачный, как туча. И впервые за эти дни странное ощущение возникло у него в душе, будто он чужой в этом огромном доме. Будто у него здесь нет ничего своего. И сам он тут никому не нужен, – тоже чужой. И такая тоска, такая досада овладела им, что он, толком не понимая, что делает, пошел собирать чемодан. «Уезжать отсюда надо, пока не поздно, – вертелось в его голове, – уезжать как можно скорее». И только когда все вещи собрал, вдруг спохватился. Зачем уезжать? Куда? Ведь это его дом. Он тут хозяин. А его нынешней жене, этой коварной женщине, здесь ничего не принадлежит. Пусть она рот на его дом не развевает. Пусть сама уходит.
Но когда, собравшись с духом, он попросил её оставить его одного – она закатила ему такую сцену, от которой он долго не мог опомниться.
– Значит, теперь я стала тебе не нужна, – закричала Зина обиженно, – когда все дела в доме приделала, всё промыла, прочистила, промела. Когда все овощи на гряды высадила, ополола, окучила. После этого ты решил меня на улицу выкинуть, как паршивую кошку. Избавиться от меня решил… Молодец! Так мне и надо! Сама во всем виновата. Пожалела тебя дурака, решила, что ты человек серьёзный… Так мне дуре и надо!
– Дело не в этом, – перебил её Павел Васильевич.
– А в чем же тогда?
– Просто у нас с тобой интересы разные. Я хочу жить как прежде, а ты мне не позволяешь. Свободу мою ограничиваешь.
– А ты, значит, хочешь лежмя лежать на печи? Ты ничего по хозяйству делать не хочешь? Чтобы в доме псарня была, грязь и беспорядок? Этого ты хочешь?
– Нет. Я хочу жить, как раньше жил. Больше ничего.
– Но сейчас-то, чего тебе не хватает, никак не пойму?
– Гармонии, – вдруг нашел подходящее слово Павел Васильевич. – Вот не было тебя в нашем доме, и был я в нем хозяином. Кошек и собак привечал. Хорошему человеку с жильем помог. Все мне были рады, все меня понимали. И от этого в душе у меня был покой. А сейчас я каждый день должен чем-то доказывать, что ем свой хлеб не напрасно.
– Значит, жить на земле – и огород не копать, картошку не садить. Смотреть, как земля сорняками зарастает? Так, что ли?
– Может это и глупо… Только я так хочу. Понимаешь? Никуда не торопиться, ничего не планировать. Просто жить и всё, и больше ничего.
– Ну и живи, как хочешь. Леший с тобой!
– А ты?
– Я так жить не могу. У меня сердце кровью обливается, когда я такое запустение вижу. Такой беспорядок. Это ж надо – держать в доме кошку без зубов, которая мышей не ловит. Собаку, которая от старости ничего не видит, старика, от которого мочой пахнет… Нет, я так не могу. У меня сердце кровью обливается. Я лучше уйду…
– Уходи, – тихо проговорил Павел Васильевич.
И она ушла.
А после этого, буквально через день, вернулся домой Иван в стельку пьяный, но очень довольный, потому что кошку Муську нашел.
Кошка уселась между гераней на подоконнике, высунула свой красный язык и просидела так до самого вечера, глядя вдаль стеклянными глазами. А когда Павел Васильевич погладил её по голове, она сонно посмотрела на него, промурлыкала что-то ласковое, и от избытка благодарности выгнула спину дугой.
В тот же вечер Павел Васильевич отвязал от забора исхудавшего пса. Пес признательно заскулил, метнулся куда-то в кусты одичавшей вишни и принес оттуда дохлую крысу в знак благодарности.
Потом, когда Павел Васильевич, удобно разместившись у телевизора смотрел кино, по серой стене рядом с ним сверху вниз прошелся какой-то мохнатый огромных размеров паук, так что Павлу Васильевичу пришлось немного посторониться, чтобы дать ему дорогу. Павел Васильевич по инерции поднял было руку, чтобы прихлопнуть противного паука, но в последний момент решил этого не делать. А вдруг это и не паук вовсе? Вдруг это душа его дедушки Никона? Дедушка Никон в старости был такой же сухой волосатый и неразговорчивый…
На следующее утро все постояльцы большого барского дома встречали солнце на ступеньках крыльца. Сбоку, возле чугунной ограды сидел Павел Васильевич в синей футболке и белых кальсонах. Рядом с ним разместился, пропахший мочой и чесноком Иван. Рядом с Иваном – подслеповатая беспородная псина, а дальше – беззубая кошка, от которой если честно признаться тоже слегка попахивало чем-то тухленьким
Я работаю бухгалтером. Прихожу в контору к восьми часам, не спеша, прочитываю вес газеты, которые принесли к нам вчера, внимательно изучаю бумаги на своем столе и начинаю разносить по карточкам различные счета. Я делаю это очень аккуратно, так что сальдо па конец месяца у меня всегда такое же, как у главного бухгалтера в контрольном журнале. Вчера она меня даже похвалила за хорошую работу. Сказала, что я у неё самый лучший помощник. Она это сказала потому, что я ни от какой работы не отказываюсь, лишь бы было чем заняться. Я печатаю на компьютере платежные поручения и требования, я помогаю ей искать в различных ведомостях старые ошибки, составляю бумаги в налоговую службу, ведомости по начислениям в фонд социального страхования и так далее.
Если честно сказать, наш главный бухгалтер мне нравится. Ей ещё совсем немного лет, она довольно стройна, хотя не высока ростом. Ей очень идут очки в золоченой оправе. А ещё она как-то очень изящно разговаривает по телефону и при этом всегда смотрит на меня с загадочной полуулыбкой. Иногда мне кажется, что я ей нравлюсь и между нами уже что-то есть. Я даже готов при случае поцеловать её куда-нибудь в щеку, только это должно остаться между нами, потому что она замужем, а я женат.
Правда, в нашей конторе работает ещё одна соблазнительная женщина. Она сидит не так далеко от меня, и поэтому я всегда её вижу. Это бухгалтер по зарплате Вера Павловна. Глаза у Веры цвета морской волны, а волосы тёмно-русые, крупными завитками ниспадающие до плеч. Вера Павловна не любит скучать и поэтому часто рассказывает нам что-нибудь смешное. Рассказывает и смеётся, хотя иногда я не могу понять, от чего. Но для приличия мы все слушаем её и улыбаемся. Мы стараемся понять друг друга. Это объединяет.
Зарабатываем мы немного, но умеем со вкусом одеться, и поэтому выгодно отличаемся от тех людей, кто работает на нашем предприятии, но не в конторе. Хотя таких сейчас мало… У нас всего шесть человек рабочих. Это потому что никакой готовой продукции мы не производим. Мы только подрабатываем, сушим и храним зерно. У нас Хлебоприёмное предприятие.
